ИДЕЯ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ И БУДУЩЕЕ РОССИИ Экономика и идеология Любая нация сохраняется и развивается лишь тогда, когда живет не только прошлым и настоящим, но и, прежде всего, будущим. Именно общность будущего сплачивает общество и в значительно большей мере, чем общность языка, крови и памяти, подвигает его на защиту от возникающих угроз [1].
Национальная идеология -- то есть общее представление о будущем страны - немыслима без национальной идеи, а национальная идея в России невозможна без существования общероссийской нации, в которой по литическое согражданство и культурная общность доминируют над всеми иными формами индивидуальной и корпоративной идентификации. Национальная государственность может быть выстроена только на прочном моральном фундаменте, где национальная идентичность выступает залогом солидарности граждан. Первейшим условием существования народа в настоящем и будущем является идея общей судьбы, позволяющая преодолеть поколенческие разрывы и социальные разломы.
Национальная идея не придумывается политиками и интеллектуалами. Она являет собой концентрированное воплощение динамики нравственно-исторического сознания общества. Требования идеологии выступают не в форме целей, а в форме долженствования, выводящего общество за пределы непосредственно данной социальной реальности. Это позволяет объяснять настоящее и создавать одухотворяемые привлекательной мечтой программы будущего, помогает людям находить свое место в мире, придает смысл общественным изменениям, дает возможность объяснять и оправдывать (либо осуждать) политику через ее соотнесение с высшими и самодовлеющими ценностями. С помощью идеологии население страны возвышается до осознания себя как народа со своим местом и ролью в историческом времени и в геополитическом пространстве.
Публично заявленной и открыто пропагандируемой идеологии у нынешней российской власти нет, и перспективы нашей страны сегодня в большей степени определяются содержимым ее недр. И этот непреложный «геологический факт» довольно жестко задает линию поведения политического класса. Гипертрофированная роль сырьевого сектора в экономике, политике, технологическом облике и позиционировании страны на мировой арене оборачивается риском превращения России в «нефтегосударство» [2]. Преодоление этой негативной зависимости невозможно без ориентации на технологически развитое будущее.
По мнению ряда исследователей, в России еще не созрели условия для формирования национальной идеологии. В связи с этим представляется целесообразной постановка вопроса об интегративной идеологии, способной объединить разные политические силы, дать общий язык для ведения общероссийского диалога по общезначимым проблемам развития страны [3]. И, как представляется, задача технологической модернизации страны в силу своей социально-политической нейтральности вполне может выступить в качестве такой объединяющей идеи.
С начала «перестройки» и по нынешний день не утихают споры о способности России стать «нормальной» страной, а за критерии «нормальности» при этом берутся усредненные характеристики западных государств. Устойчивой идеологемой массовой пропаганды является представление стран Запада цивилизованными и культурными, а всех остальных - отсталыми и варварскими. При этом цивилизованность фактически отождествляется с материальным процветанием. Несмотря на очевидные плачевные результаты реформирования по зарубежным образцам в политическом классе нашей страны остается достаточно распространенным убеждение, что в дальнейшем прогресс возможен только на путях внедрения западных ценностей. Однако опыт Запада - с учетом всех его несомненных экономических и технологического успехов - скорее уникален, чем «нормален», и, как свидетельствует история, возможности его экспорта более чем ограничены [4].
Сегодня в России жесткая ориентация на якобы безальтернативную модель общественной организации составляет основу социально-экономической политики, в которую закладываются и задачи подавления любой оппозиции попыткам переделки «ненормального» российского общества под стандарты «цивилизованных» стран. Однако общинный архетип массового сознания россиян не терпит индивидуальной обособленности избранных. Он же требует от человека не меньшего напряжения и самоотвержения, чем протестантская аскеза западного капитализма, но не во имя личного успеха, а ради общей коллективной цели. Коллективистская этика «соборного действия» в нашей стране всегда противостояла и будет противостоять насаждению образцов крайнего индивидуализма в формировании национальной экономики.
Наличие «государственнического комплекса» - еще одна характерная черта большинства российского общества, которое основным этическим измерением государства считает не формально-юридическую законность, а социальную справедливость, через которую в российском общественном сознании соотносятся права и обязанности, свобода и ответственность. Эти этические особенности россиян, препятствующие реализации стратегии подражания, могут превратиться в мощную движущую силу при соединении «архаично-общинных» нравственных установок и традиционных форм социальной организации с идеей постиндустриального прорыва.
Промышленный антиинтеллектуализм ведет к нравственной дезориентации граждан, дискредитируя роль культуры и подменяя в их сознании вызовы постиндустриальной эпохи императивами эпохи первоначального накопления капитала. Всеобщее убеждение экономистов либерального лагеря, согласно которому для процветания промышленности не хватает лишь инвестиций и льгот со стороны государства, а вовсе не «мозгов», знаний и инициативы специалистов, представляет собой проявление непонимания самой сущности современного производства.
Культура современной эпохи выступает не сферой непроизводственных затрат, а главной производительной силой, обеспечивающей прибыльное производство. Производство, лишенное культурной и интеллектуальной «начинки», совершенно неэффективно, что и вызывает паралич инвестиционных процессов. Для изменения ситуации требуется переход от институциональной модели реформ к культуроцентричной модели, основанной на превращении кажущихся «ненормальностей» России в силу и ресурс ее постиндустриального развития.
Без мировоззрения жизнь утрачивает смысл и органичность, а общество с обеднением духовной жизни погружается в хаос. Этим определяется исключительно важное для жизни стран и народов значение идеологии, которая всегда ориентируется на будущее и имеет признаки эсхатологии, что роднит ее с религией. Идеология вырастает не из традиций общества, а из предлагаемого этому обществу принципа жизнеустройства. Доминирование принципа над традицией нередко носит конфликтный характер, в силу чего распространение и господство идеологии может приобретать диктаторский характер [5].
Современное государство не нуждается в религиозном освящении, оно обретает свою легитимацию в светских делах. Политический порядок сегодня опирается не столько на общую верность идеологическому учению, сколько на достижение согласия граждан относительно предлагаемых государственных решений и получаемых практических результатов. Современные политические убеждения основываются на мнении, что простое выживание и пользование земными благами важнее высших ценностей и смыслов человеческого существования.
Религия выживания и культ обеспеченной жизни вполне удовлетворяют массового обывателя общества потребления. Но они не способны вдохновлять созидательно-творческие силы, без которых невозможно развитие. К тому же с точки зрения реализации исторических ожиданий политика имеет не самодовлеющее, а инструментальное значение, что может служить основой для принципиального отождествления идеологии с революционной доктриной и особым историко-динамическим сознанием [6]. В фазе исторического надлома, в критические моменты, когда возникает угроза самому существованию страны, идеология приобретает важнейшее значение как внутренняя опора и доминанта политической культуры, как объединяющее начало и основа духовно-политического общения отдельных граждан и социальных слоев.
Невнятность и нежизнеспособность идеологической политики в современной России кроется в презрении господствующего класса к ее истории и народу, что исключает духовное постижение национальной идеи. В итоге идеология перестает служить фактором политической ориентации: если идеи не расшифровываются, они обесцениваются и начинают восприниматься как обязательный для политиков, но бесполезный для общества словесный антураж [7]. Во многом такое положение явилось результатом обесценивания идеологии (а также вырабатываемой на ее основе стратегии) и примитивизации политики при объективном усложнении других практик, прежде всего материального и интеллектуального производства [8].
Идеи технологической модернизации: объективные основания Особенности облика и склада новой эпохи отражаются как во внешних (материальных и структурных), так и во внутренних (духовных) сдвигах в жизни общества. В относительно завершенном виде периодизация истории, основанная на признании доминирующего значения технологических аспектов организации общества, была сформулирована Д. Беллом. С его точки зрения, доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное общества соотносятся между собой как преимущественно естественная, технологическая и социальная формы. Постиндустриальное общество не замещает индустриальное (и даже аграрное) общество, а привносит в него интеллектуально-информационный аспект в качестве необходимого компонента [9]. При этом становится все более очевидным, что проблемы современных обществ лежат за пределами дихотомии «капитализм - социализм», в частности, доктрина постиндустриального общества считает несущественным разграничение обществ на «капиталистические» и «социалистические». Капитализм и социализм принадлежат к одной, индустриальной, эпохе, для которой характерно приспособление всей системы общественных отношений к потребностям массового промышленного производства.
Прогресс можно представить как волнообразный цивилизационный процесс. До ХХ века человечество пережило две великие волны перемен: аграрную революцию и становление индустриальной цивилизации. Третья волна несет с собой совершенно новый стиль жизни, основанный на возобновляемых источниках энергии, на новых методах производства и общественных институтах, порождаемых развитием информационных технологий, на корпорациях нового типа. Новая цивилизация формирует свое специфическое мировоззрение, свои способы контакта со временем и пространством, свою логику и принципы управления будущим [10].
С другой стороны, технологический, духовный и социальный прогресс часто обозначается термином «модернизация». Ядром модернизации при этом считается индустриализация, а ее социальной целью - экономический рост. Переход от доиндустриального общества к индустриальному характеризуется рационализацией всех сфер общества со сдвигом от традиционно-религиозных к рационально-правовым ценностям экономического, политического и социального плана [11]. Приблизительно четверть века назад начался новый фундаментальный сдвиг - от максимизации экономического роста к повышению качества, который стали определять как постмодернизацию [12]. Однако, поскольку концепция постмодернизации не смогла найти внятные критерии выделения исторических эпох, современная политическая философия охватывает понятием «модернизация» любое приобретение обществом современного вида.
В целом же концепции модернизации и цивилизационных волн с общим для них доминированием внимания к технологическим аспектам организации общественного производства вполне укладываются в рамки постиндустриальной теории.
Наиболее существенными сдвигами общепланетарного масштаба сегодня являются стремительное распространение информации и гигантские перетоки капитала, осуществляемые по всему миру в режиме реального времени. Этот процесс в наиболее общем виде определяется термином «глобализация». Другим важным проявлением глобализации является формирование мировой культуры, развивающейся на волне инноваций и порождаемого ими нового образа жизни. Самыми мощными орудиями распространения мировой культуры являются мировой рынок и средства массовой информации.
В отличие от национальных культур, которые черпают свою силу в мудрости и свершениях прошедших поколений, мощь мировой культуры определяется ее тесным контактом с завтрашним днем. В результате «диалога культур» и процесса глобализации единым достоянием духовной жизни мировых технологических лидеров становятся общие духовные ценности, ориентиры и приоритеты, объединяющие их в мировое сообщество [13]
Многие исследователи усматривают в глобализации нарастающее единство мира. На деле же глобализация не делает мир более целостным и совершенным, так как является формой экспансии западного мира, не стирающей, а лишь более четко обозначающей границу между «первым» и «третьим» мирами в условиях исчезновения «второго». Нарастающая в последнее время экономическая и социальная самоизоляция Запада способствует еще большему усилению раскола мирового сообщества. Политика транснационального капитала претворяется в жизнь правителями менее развитых государств по причине отсутствия у многих из них иного выбора.
Процессы глобализации обесценивают прежний порядок, возникший в недрах индустриального общества, устанавливая новые правила глобальной игры. Поэтому как представления о полной стихийности процессов глобализации, так и слухи о «конце истории» являются сильно преувеличенными [14]. Реализуемая модель глобализации задает агрессивные векторы и провоцирует конфликты между технологически развитым и развивающимся мирами, переводя международную напряженность в новую плоскость. И тем не менее лозунг «борьбы с глобализацией» представляется весьма спорным, так как лежащие в ее основе производственно-технологические достижения сами по себе не могут быть «плохими» или «хорошими». Необходимо признать, что современные успехи Запада порождены не только и не столько эксплуатацией «третьего мира», сколько усилиями самого Запада и его граждан. Поэтому разрыв любой нации с мировой культурой и мировым рынком может не только резко затормозить, но и остановить ее собственное развитие.
Достойным ответом России на вызовы глобализации может и должна стать технологическая модернизация как образ будущего и важнейшая составляющая национальной идеи. Унизительное положение нашей страны в современном мире - не результат враждебных происков Запада, а цена доступа к инфраструктуре постиндустриальной экономики, которую приходится платить за отставание в модернизации.
Важной закономерностью современного экономического роста является его зависимость от процессов последовательного замещения целостных комплексов технологически сопряженных производств - технологических укладов. Сочетание науки, технологии и экономики стало основой возникновения наукоемких отраслей (компьютерной, электронной и оптической индустрии), которые обеспечивают развитым странам ведущую роль в циклах выпуска товаров. Такая основанная на науке индустрия качественно не похожа на созданную в XIX веке промышленность. Она зависит прежде всего от теоретической работы, предваряющей производство различных изделий.
Между структурными кризисами экономики и сменой доминирующих технологических укладов, открывающих новые возможности социально- экономического развития, существует взаимосвязь. Так, нефтяной кризис 1970-х обнаружил пределы экономической эффективности индустриальных технологий и подтолкнул Запад к формированию нового уклада. В свою очередь смена технологического уклада обеспечила западным странам постиндустриальный отрыв от остального мира. Государства, успевающие создать научно-производственные системы нового технологического уклада, становятся центрами притяжения капитала, высвобождающегося из устаревающих производств.
Долгосрочные прогнозы глобального экономического развития указывают на приоритетные направления формирования нового технологического уклада: биотехнологии, информационные технологии, телекоммуникации, авиационная и аэрокосмическая техника, ядерная энергетика, газовая промышленность, гибкая автоматизация. В результате выведения в число приоритетов природоохранных технологий и их превращения в привлекательную сферу инвестирования капитала и знаний Запад смог преодолеть зависимость от богатых природными ресурсами стран, что имело тяжелые последствия для сырьевых экономик. Тем самым были увеличены самодостаточность, мощь и влияние стран с инновационным укладом [15].
К началу 1990-х годов в мире сложился инновационный сектор, нацеленный на преобразование качества и образа жизни. Превращение сферы производства нововведений в ведущий хозяйственно-экономический и социокультурный уклад задает основные направления изменений. Этот процесс сопровождается зарождением и самоутверждением новой элиты, связанной с производством знаний, образцов и технологий. Если индустриальный и доиндустриальный уклады прикрепляли производительные силы к четко локализованным в пространстве территориям и средствам производства, то инновационный уклад связывает человека с организационными проектами и структурами, которые могут иметь как локальное, так и глобальное распространение.
Переживаемый Россией кризис нередко служит основанием для предложений ограничить цели развития простым экономическим ростом и утверждений о несвоевременности постановки задачи смены технологического уклада. Однако именно в условиях экономического спада и депрессии, периодически случающихся в странах с развитой рыночной экономикой, обычно наблюдается подъем инвестиционной и инновационной активности в новых перспективных направлениях. Нельзя забывать и о собственном опыте масштабного использования инновационного потенциала: две трети роста национального дохода в СССР обеспечивалось за счет научно-технического прогресса [16].
«Технологизация» различных сфер жизнедеятельности общества приобрела всеобъемлющий характер. Новой функцией науки стала и современная война, наиболее выразительным символом которой является атомная бомба. Благодаря информационным технологиям возникла современная экономическая наука, существенным образом изменились сфера управления, искусство, индустрия развлечений и т. д. Развитие общества все более зависит от теоретической работы, что выводит последнюю на уровень стратегического ресурса, источника нововведений и формулирования политики. Рост значимости науки придает университетам, исследовательским организациям и интеллектуальным структурам значение несущей конструкции постиндустриального общества.
При этом бурное технологическое развитие имеет и непредсказуемые последствия. Даже простое самосохранение цивилизации требует проявления мастерства и искусства от соответствующих субъектов исторического процесса. А растущая цивилизация -- еще более сложная проблема. Чем больше достижений в процессе развития общества, тем с большими опасностями и вызовами они сталкиваются.
Сегодня мир вступил в эпоху, способную достичь чего угодно, но не знающую, чего именно, владеющую очень многим - только не самой собой. Техника - всегда лишь средство для создания полезных вещей, преобразования среды и формирования благоприятных условий для жизнедеятельности человеческого общества. Смысл же технике придает человек, определяя горизонты и параметры техногенной цивилизации, придавая ей соответствующие облик и содержание. Но это должен быть человек высокой культуры, способный сохранить свою гуманистическую сущность в условиях техногенной цивилизации. Если раньше человек был смыслом существующего, то сегодня он довольно часто становится средством: «техническим», «социальным», «политическим» или «информационным». И чем интенсивнее будет развиваться техногенная цивилизация, тем настоятельнее будет ощущаться потребность в духовном, нравственном, правовом, философском и религиозном совершенствовании человека.
Это усиливает общественную потребность в формировании образа будущего, которое представляет собой результат не только развития традиции, но и обращенного к воле долженствования. Долженствование же принципиально не может быть выведено из существования. И поэтому достижения в области положительного знания, отвечающие на вопросы «как?», стимулируют потребность в поиске ответов на вопросы «что?», «почему?» и «зачем?» [17]. По мере роста благосостояния общества и распространения ценностей постиндустриальной эпохи решение мировоззренческих вопросов становится важнее развития естественнонаучных теорий, а значение должного не только не утрачивается, но начинает преобладать над значением позитивного знания.
Наряду с радикальными технологическими и социально-экономическими переменами происходит столь же основательный сдвиг в нормах и мотивациях поведения людей. Но говорить об идеях и взглядах за рамками определенной системы правил бессмысленно, так как без устоев, на которые можно опереться, нет и культуры [18]. Культурные же установления тесно связаны с историческим процессом и отражают его в своих нормах. Так, индустриализация и модернизация придали экономической мотивации положительную ценность, что нашло отражение в протестантской трудовой этике с присущим ей доминированием материалистической системы ценностей, не только терпимой к экономическому накоплению, но и поощряющей экономические достижения, индивидуализм и инновации.
На протяжении значительной части ХХ века экономическая нужда оставалась широко распространенным явлением в индустриальных обществах. Приходящая на смену индустриальному обществу постиндустриальная эпоха снижает роль материальной мотивации. Осознание занятыми в «новой экономике» лицами в качестве наивысшей ценности самих себя и возможностей для самореализации резко меняет саму направленность прогресса [19].
Процесс модернизации сопровождается нарастанием специализации, которая вытесняет в людях науки целостную культуру, превращая «человека науки» в прототип массового человека. Происходит освобождение человека от множества запретов и ограничений, давших «зеленую улицу» многочисленным порокам, но затруднивших проявление немногочисленных добродетелей, которые по своей природе не отличаются логикой и рациональностью. Итогом модернизации стал чрезвычайно сложный и хрупкий общественный порядок, что дало О. Шпенглеру основание говорить о приходе цивилизации, под которой понимается прежде всего техника, на смену культуре.
Постиндустриальный уклад сразу столкнулся с серьезными ограничениями и породил феномен «перепроизводства» инноваций, так как нововведения изменяют общепринятые способы думать и делать. Оказалось, что отдельные люди, группы и команды не могут быстро перестраивать свои установки, навыки и способности. Возникает массовый страх перед будущим, а идея развития подвергается нарастающей общественной критике по мере усиления неравномерности эффектов развития, закрепляющих новое неравенство между территориями, социальными группами и отдельными людьми.
Инновационная активность расшатывает консерватизм как систему идей и ценностей, которые определенные социальные силы стремятся сохранить в противовес нововведениям. Однако апелляция консерватизма к традиционным либеральным ценностям выглядит все менее убедительной [20]. Восхождение постматериальных ценностей - важный аспект широкого процесса культурных изменений, переориентирующих людей по отношению к власти, религии, политике и социальным нормам, и существенный фактор стабильности постиндустриального развития.